да продлит Господь его дни, и приказала она мне под страхом ужасныя смерти сделать сие нечестивое дело. В трактире в одной из наших восточных лечебен пребывала некая дама на сносях и поскольку пришел ей срок, то муками родовыми была отягчаема. Даму же сию знать и разузнавать о ней мне было не велено, а велено под видом простого лекаря в опочивальню ту проникнуть и немедля новорожденного ребенка ея изъять и с лица земли истребить, поскольку ребенок сей может большую смуту хельветской династии принести.
А за сие оная пожилая и весьма властная дама посулила меня щедро вознаградить, дабы ни я, ни мои домочадцы впредь никакого недостатка не знали. А коли я откажусь, или, чего доброго, проболтаюсь, то предать меня страшной смерти в руки церкви пресвятой, как еретика.
И задрожал я, и пришлось мне согласиться, и, скрепя сердце, я пошел. Дама родильница была измучена страданиями утробными изрядно, и мало что понимала и зрела вокруг, и вот! Свершилось таинство и чудо, и я, нечестивый, пользуясь беспамятством дамы, младенца (а была то девочка прехорошенькая) схватил и унес. Однако не попустил Господь стать мне еще и убийцею — влачась по ночным улицам, завидел я табор цыганский, и подумал: у цыган много детей, будет и еще один, а все же будет жива, ведь всякий дух славит Господа. И надел на младеницу медальон, у оной дамы взятый, с таинственной надписью «CORDELIA pl WILLIAM eq AMOR», и положил сверток у кибитки, и бросился назад в опочивальню, дабы помощь посильную сказать несчастной, так мною обиженной неведомо за что. И войдя в комнату, стеснился дух мой, и власы подъялись от ужаса, ибо сия дама пришла уже в себя и ласково баюкала на руках своих младенца, коего я своими руками только что унес в черную ночь! Но спустя время понял я, что не чудо тому причиною, а Господь благословил чрево сей жены двумя младенцами, вторую девочку же родила она по моему уходу. И узнал я из разговора, что о первом младенце не помнила сия дама ничего по причине безмерных родильных мук. И оказав ей всякую помощь и лечение, бежал я в ужасе и раскаянии, и до сих пор дух мой удручен весьма. Посему прошу тебя заказать мессу за упокой души моея в соборе города Авиньона. И да пребудет на тебе благословение Божие, Во имя Отца и Сына и Святого духа. Аминь.»
Дочитав сие послание, Эрнестина схватилась за грудь. — Тебе плохо? — обеспокоился Карл. — Я утомил тебя своими рассказами?
— Да не в этом дело!.. прошептала Эрнестина. — Смотри сюда! — Она вытащила из укромного места на своем корсаже медальон, раскрыла его… и взору Карла предстала надпись «CORDELIA pl WILLIAM eq AMOR»…
61
17 июня, 9 часов вечера
Вечер наступил быстро. Еще полчаса назад блики заходящего солнца, словно маленькие огненные саламандры, плясали на крышах домов славного города Грамсдринкшнеллера, а вот уже нет ни саламандр, ни домов, ни самого города. Лишь едва различимые силуэты в кромешной темноте да слабые огоньки свечей в незанавешенных окнах.
— Вроде бы здесь, господин граф, — вглядываясь во тьму, проговорил Фриц, — точно здесь, вон колодец, о котором кузнец говорил.
— Ну что ж, стучи, — приказал Фридеман фон Цубербилер.
На стук Фрица дверь открыла молоденькая рыжеволосая служанка. Она с любопытством поглядела на графа, стрельнула глазами в сторону оруженосца и спросила: — Вы к господину Лимберу? Они вас ждут.
Комната, куда провела их служанка, просто поразила воображение графа. Многочисленные стеклянные колбы, диковинные камни, какие-то сушеные травы, развешенные вдоль стен, кислый запах шипящих, словно змеи, растворов и книги, книги, книги… Лимбер полулежал на кровати, тихо постанывая.
— Деньги принесли? — первым делом спросил он, не удосужившись даже поблагодарить графа за свое чудесное спасение.
Граф молча достал тугой мешочек с монетами, но направившись к Лимберу, споткнулся о какой-то огромный фолиант, больно ударив ногу.
— Авиценна, господин граф! — весело прокомментировал Лимбер, — вы даже не представляете что он сделал для человечества!
— Представляю, — буркнул Фридеман, — синяк мне на ногу поставил. Вот ваши монеты, а вот тот пергамент, который необходимо прочесть.
Лимбер некоторое время внимательно изучал свиток, наконец, довольно крякнув и сказав:
— Мне необходимо ровно полчаса, — исчез в соседней комнате. Решительно не пустив туда графа. Фон Цубербилер посмотрел ему вслед, затем уселся на кровать, поискал глазами Фрица, удивился, что того нет, но, вспомнив о молоденькой служанке, успокоился. Минут десять он прислушивался к шорохам и восклицаниям Лимбера за стеной, еще минут десять с интересом и некоторой брезгливостью разглядывал комнату, затем снова прислушивался, снова разглядывал и, наконец, вскочил, увидев входящего алхимика. Тот внес небольшую кастрюльку с чем-то кипящим и булькающим, установил ее прямо на пол, достал свиток и несколько минут держал его над паром. Сначала ничего не менялось, но затем, медленно-медленно на пергаменте стали проступать едва видимые буквы.
— Ну вот, — с удовлетворением произнес Лимбер, — готово. К сожалению, лучше не получится, уж больно давно написано, — алхимик поднес к глазам свиток, пытаясь разобрать написанное.
— А вот этого не надо, — прервал его Фридеман, забирая письмо, — у меня самого зрение острое, — после чего, не спрашивая разрешения хозяина, зажег несколько валявшихся свечей и стал внимательно читать.
«Ваше Высочество! — гласило письмо. — Спешу известить вас о событиях, последовавших после вашего тайного отъезда из Фрибурга. Как сообщают мои люди, король был в сильном замешательстве, но, как я и предсказывал, решил не предавать огласке ваше отсутствие при дворе.
Ему удалось найти поразительно похожую на вас девушку и уговорить вашего дядю — дюка Эллингтона — уехать вместе с ней из столицы под предлогом увеселительного путешествия. По моим сведениям, король тайно связался с Римским Папой и тот заверил его в помощи Церкви. Сейчас повсюду организованы секретные поиски, но можете быть спокойны. Там, где вы находитесь, они вас не найдут.
Однако, ситуация осложняется двумя обстоятельствами: Во-первых, секретная служба нашего императора, которую, как вы знаете, теперь возглавляет этот тупица из Зальцбурга, узнав о путешествии, решила вас — то есть ее — отравить. Представляете, какое вероломство! А, главное, какая глупость. Во-вторых, как мне стало известно, кардинал Оливье, верный друг императора при папском дворе, сообщил последнему, правда без подробностей, коих и сам не знает, об обращении вашего отца к Его Святейшеству. Это сильно заинтересовало императора, и я не исключаю, а даже, можно сказать, уверен, что в скором времени в Рим на
